Una Noche de Garufa
Шел 1911 год. Эдуардо Ароляс, молодой да ранний бандонеонист, которому едва исполнилось 17 лет, вынашивал в своем сознании и складках мехов бандонеона свое первое танго. Роскошно одетый по моде компадрито: в черном пальто, штаны в полоску, широкополая шляпа, едва покрывающая гриву чернющих волос, развевающийся галстук и парусиновые туфли. Наполненная танго ночь направляла его шаги в сторону Ля Боки, любимого места суровых ритмов, на перекресток улиц Суарес и Некочеа, на четырех углах которого, были написаны большие страницы городской музыки. в La Maria была точка Тано Хенаро, в La Flores блистал Фирпо, в La Popular выступал Немец Бернштайн. Юноша направился в Royal, потому что оттуда доносились звуки скрипки Франсиско Канаро, пианино Самуэля Кастриота и бандонеона Висенте Лодука. Какой пир из струн, мехов и клавиш они устроили!
Шел 1911 год. Эдуардо Ароляс, молодой да ранний бандонеонист, которому едва исполнилось 17 лет, вынашивал в своем сознании и складках мехов бандонеона свое первое танго. Роскошно одетый по моде компадрито: в черном пальто, штаны в полоску, широкополая шляпа, едва покрывающая гриву чернющих волос, развевающийся галстук и парусиновые туфли. Наполненная танго ночь направляла его шаги в сторону Ля Боки, любимого места суровых ритмов, на перекресток улиц Суарес и Некочеа, на четырех углах которого, были написаны большие страницы городской музыки. в La Maria была точка Тано Хенаро, в La Flores блистал Фирпо, в La Popular выступал Немец Бернштайн. Юноша направился в Royal, потому что оттуда доносились звуки скрипки Франсиско Канаро, пианино Самуэля Кастриота и бандонеона Висенте Лодука. Какой пир из струн, мехов и клавиш они устроили!